Персики лежали ровным слоем в неглубоких ящиках и издавали упоительный аромат, который растекался по залитой солнцем площади Пешта (Будапешт это Буда и Пешт – разные берега Дуная)… Шел 1989-й, июль, до развала совка оставалось два года.
Горстка студентов из Узбекистана проходила по вымощенной камнем старой площади, и запах персиков щекотал ноздри. Дома, в Ташкенте, на Алайском, персики намного лучше, вкуснее, сочнее. Эти же – какие-то каменные и с толстой шкуркой, которая не снимается. Как их можно есть? Но к ящикам, выстроенным пирамидкой, с молодым продавцом в джинсах и белом фартуке, подходили горожане и покупали фрукты, которые уносили с собой в коричневых бумажных пакетах. Нет, не как мы, не ведёрками пластмассовыми – иначе как нежные мягкие персики довезёшь домой в этом вечно переполненном трамвае номер 13 идущим на конечную ТТЗ? Эти венгерские каменные персики с оглушительным ароматом клали совершенно спокойно в бумажный пакет, и они даже и не думали мяться… Моё сознание подсказывало мне, что пробовать эти персики не стоит – по виду понятно, что они не вкусны, но этот аромат… он кружил мне голову.
Денег было немного – сколько разрешили вывезти за границу совковые стражи порядка. И на эти деньги, конечно же, нужно купить то, чего нет в Ташкенте… Но ведь и каменных персиков в Ташкенте нет!
29 лет спустя, хрустя таким жёстким резиновым персиком в тысячах километрах от родных мест, мне представилась еще одна картина. Озеро Балатон. Тоже Венгрия. И я – всё ещё студентка в составе группы узбекистанской молодёжи, посетившей Венгрию по студенческой практике. Мы сидим на берегу озера. Никто из нас не привез купальников, поэтому мы сидим на пляже одетые среди людей, которые не понимают причину нашего несоответствия общей картине пляжа. На полотенце лежит пара – он и она. Она явно пытается загореть, хотя солнце то и дело прячется за облаком. Вода холодная. Купающихся совсем мало. Всё больше прогуливающихся по пляжу, как по подиуму – надо же выгулять новый купальник, раз солнце не работает. Девушка на полотенце переворачивается на живот, откуда-то достаёт книгу, а потом вот такой коричневый пакет с персиками… И раздаётся хруст. Вот тогда я поняла, что что-то не то в этих персиках. Почему они хрустят?
29 лет спустя я знаю, почему они хрустят. И не только они. И клубника хрустит. И черешня. И яблоки (хотя они хрустящими как бы должны быть). Бананы в толстенной кожyре. Помидоры твердолобы. Огурцы – каждый упакован в вакуумную оболочку. Всё очень транспортабельное. Овощи и фрукты доведены до состояния транспортабельности на дальние расстояния. Хорошо ли это? Это отлично. Это значит, что у вас круглый год в супермаркете есть всё. Вы едите кукурузу в початках в декабре, а клубнику покупаете в феврале на распродаже. Редиска – вообще никакой не весенний овощ. Это просто редиска. Всегда. И летом. И осенью. И зимой. Причём тут связка «весна=редиска» вообще? Вот так шагает глобализация вслед за цивилизацией и урбанизацией…
А персики все равно должны быть мягкие. Такие, как отец срывал в сентябре и называл их – сорт «Белый лебедь» (с виду они были зелёными на самом деле). Выбирал тщательно, поспелее. И кожура одним движением слетала и обнажала блестящую от сока мякоть, которую нужно было сразу кушать, непременно испачкав соком пальцы, а может даже закапав одежду…
И вот мне подумалось, что мы – эти самые настоящие персики, сочные, со снимающейся шкуркой. Мы – мягкие и нетранспортабельные. Если нас перевезти, то мы от транспортировки мнёмся. Мы – те персики, которые нужно кушать прямо на месте, где они растут… Транспортировка нам противопоказана…
Сусанна Джемилева
Источник (фото автора)