На тучных пастбищах

Потрёпанная медицинская буханка упорно лезла всё выше в горы, увозя нашу медбригаду всё дальше от дома. Водитель, молодой парень по имени Атабек, в лихо заломленной на затылок тюбетейке крутил баранку и тихо напевал под нос лишь ему одному известную песенку. В машине нас, включая водителя, было четверо: я – начальник бригады, акушерка Саодат и педиатр Рома Бабич.

Каждый год летом, облздравотдел отправлял медбригаду для обслуживания чабанов на дальних горных пастбищах. Смена менялась каждый месяц. В том 87-м году жребий выпал на меня. Получив все необходимые медикаменты на складе областной больницы, мы погрузились в автомобиль…

Веселый до поры Атабек, увидев педиатра, вдруг внутренне напрягся и, наклонившись ко мне, прошептал: «Начальник, еды нужно побольше взять… Рома-ака (ака – старший брат, уважительное обращение к старшему по возрасту на узбекском языке) очень много ест. Я в прошлом году уже с ним ездил. Голодать будем».

Прислушавшись к совету водителя, мы заехали на базар и купили мешок муки, большую стопку тандырных лепешек, ящик помидоров и много ещё чего. По дороге к месту нашей будущей дислокации я начал понимать насколько был прав Атабек. Как только мы выехали за пределы города, низенький, но чрезвычайно плотный педиатр Бабич начал рвать своими короткими толстыми пальцами запас лепёшек и, громко чавкая, есть. Периодически выхватив из ящика помидорину, быстро отправлял её себе в рот. Акушерка Саодат, с ужасом созерцая трапезу педиатра, опасливо отодвинулась от него подальше. По дороге завидев очередной базарчик, педиатр командовал остановку и тяжёлой рысцой бежал к местному тандырщику прикупить самсы и прочих придорожных деликатесов. К моменту прибытия на место, тем не менее, половина наших продовольственных запасов Бабичем была уже уничтожена.

Поселили нас в двух вагончиках. Один выполнял роль амбулатории, где я и поселился. В другом вагончике, разделенном переборками на три части, разместились остальные члены бригады и наш импровизированный склад продовольствия. Первая ночь, несмотря на усталость от долгой и изнурительной дороги, прошла неспокойно. Утром Атабек подошёл ко мне с красными от бессонницы глазами и заявил, что он будет спать на складе. «И продукты целее будут», – резонно аргументировал водитель. Саодат тоже плохо спала, но, приведя свою женскую красоту в порядок, принялась готовить нам коллективный завтрак. Из вагончика тем временем доносился душераздирающий храп Бабича, временами напоминавший вой промышленной пилорамы. Тем не менее, заслышав запах готовящегося завтрака, прожорливое животное моментально проснулось и, растолкав нас, стало торопливо поглощать яичницу прямо из сковороды, запивая огромными глотками кумыса.

Заморив червяка, мы принялись осматривать округу, которую не удалось увидеть вчера вечером по прибытию. Лагерь наш располагался в живописнейшем месте среди гор, рядом односложно шипела на камнях прозрачнейшая речушка. Воздух был кристально чист и свеж. Недалеко от нас располагались несколько войлочных киргизских юрт местной бригады чабанов. В отдалении паслась огромная отара овец, охраняемая несколькими крупными, суровыми алабаями. «Ляпота то какая!» – пронеслось у меня в голове.

«О, дохтур уже за рыбой пошел?» – раздался голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидел крупного мужчину в традиционной киргизской войлочной шапке на голове. Он был одет в синий чапан (национальный халат), подпоясанный армейским ремнем, на котором болтались огромного размера нож и кавалерийская камча (плетка).

«Джумабай, бригадир», – протянул мне твёрдую, как камень, ладонь мужчина. Я тоже представился и ответил на рукопожатие. К слову сказать, бригадир был единственным чабаном, чисто разговаривавшим на русском языке, но это не являлось большой проблемой, потому что все члены моей команды прекрасно разговаривали на близком к киргизскому узбекском языке.

«Сейчас рыбы наловит и всё сам съест», – переходя на киргизский язык, произнёс Джумабай, комментируя быстрый спуск к горной речке квадратной фигуры педиатра. «Третье лето уже к нам приезжает, знают тут его все, вы с ним осторожней будьте», – добавил бригадир.

Через пару часов насквозь промокший, но довольный собой, в лагерь вернулся Бабич, волоча авоську, в которой поблёскивая серебром, трепыхались несколько тушек форели. «Чем ты рыбу ловил, Рома?» – поинтересовался я. «Уметь надо… Я её прямо руками из-под камней достаю», – хвастливо заявил педиатр и бросил плотоядный взгляд на свою добычу.

Пока мы с водителем и акушеркой разбирали багаж и раскладывали медикаменты по полкам, Бабич, молниеносно выпотрошив и почистив от чешуи рыбу, принялся варить уху на очаге. Нетерпеливо помешивая варево в казане, он загрыз ещё пару лепешек. Затем, стоя прямо над казаном и черпая уху половником, быстро добрался до дна. Мы приглашения на уху так и не дождались… Да, собственно, и не очень хотелось разделять трапезу с патологическим обжорой. Покончив со вторым завтраком, педиатр удовлетворённо крякнув, скрылся в вагончике. Буквально через пару минут он уже с возмутительным скрежетом захрапел. «Надеюсь, до обеда хоть доктор поспит», – с печалью произнесла акушерка. «А давайте хоть часть продуктов у вас спрячем, я ведь его остановить не смогу», – предложил Атабек. На том и порешили.

Основной пищей киргизов было вареное мясо. Резали овцу, рубили её на крупные куски и варили в казане. Лепешки женщины пекли каждый день в тандыре. Овощей и фруктов в горах не было. Зато в изобилии были представлены молочные продукты: каймак (густая сметана), кумыс, овечий сыр. Каждое утро жена Джумабая приносила нам стопку лепёшек и горшок каймака. Атабек или Саодат готовили на очаге шурпу, плов или дымляму. Главное было успеть съесть свои порции.

В один из дней к нам на низкой киргизской лошадке с дальнего стойбища приехал с просьбой о помощи мальчишка лет пятнадцати. У него простудился и заболел младший брат. Доехать до их лагеря даже на УАЗике не представлялось возможным, поэтому Бабич, одолжив у Джумабая кобылку, поехал туда с проводником-пацаном, прихватив баул с медикаментами. Прибыв на место, он осмотрел больного и поставил диагноз: пневмония. Транспортировать ребенка по горным перевалам было чревато. Поэтому педиатр благоразумно решил лечить его на месте. Ставил капельницы, делал инъекции антибиотиков. Мальчик быстро пошёл на поправку и уже через три дня был практически здоров.

К сожалению, быстрое окончание терапии не входило в планы Ромы. Обнаружив у семьи наличие пасеки и, соответственно, серьёзных запасов меда, а также массы горшков с каймаком, сыром и висящих под сводом юрты кусков вяленого мяса, педиатр не собирался быстро возвращаться в наш лагерь.

Первые дни благодарные родители мальчика не скупились на угощения, но уже на пятый день ощутили приближение продовольственного кризиса…

После того, как гостеприимные хозяева застукали Рому потрошащим улей, их терпение лопнуло. Хозяин юрты коротко поблагодарил доктора за спасение малолетнего члена семьи и указал ему на дверь, красноречиво покрутив у него перед носом рукоятью плетки. Горестно вздохнув, Бабич собрал пожитки, в которые уже тайно распихал куски вяленой конины, взгромоздился на кобылку и отправился в обратный путь… Через пару часов пути он уже доел последний кусок припасённого мяса и, борясь с голодными спазмами, начал принюхиваться к встречному тёплому ветерку. Тут вдруг очередной порыв ветра донёс до Ромы жизнеутверждающий аромат варящегося мяса. Хищно раздувая ноздри, педиатр пришпорил клячу и направился на запах. Аромат пищи быстро приближался и разливался в душе и желудке обжоры величавым и торжественным псалмом. Уже через несколько минут показались несколько юрт и молодой киргиз, варивший в казане баранину. Рома, быстро спрыгнув с лошади, подошёл к очагу. Парень, отложив в сторону длинную деревянную лопаточку, которой он перемешивал мясо в казане, по-восточному учтиво приветствовал гостя и жестом пригласил его к дастархану, на котором свежие, ещё горячие лепёшки соседствовали с миской каймака.

«Братишка, – обратился к повару педиатр. – Очень проголодался я в пути. Может хоть косушкой шурпы угостишь?»

«Ээээ, ака, хоть две косы (так в Узбекистане называют большую пиалу для первых блюд)», – ответил киргиз.

«Да хоть пять», – нагло заявил доктор.

«Что? Пять косушек шурпы съешь?» – лукаво улыбаясь, спросил поварёнок.

«Съем», – утвердительно кивнул головой Бабич.

«Ну, посмотрим какой ты едок», – неосмотрительно хихикнул молодой киргиз и поставил перед гостем полную косушку дымящейся шурпы.

Остервенело разрывая лепешку и макая куски в каймак, Рома принялся поглощать шурпу. В несколько секунд всё было кончено… Высоко подняв брови и вытаращив глаза, киргиз вновь наполнил косушку, которую в течение короткого времени постигла та же участь, что и первую…

Наполнив косушку в третий раз, парень с выражением ужаса на глазах побежал в соседнюю юрту. Когда через минуту он выскочил оттуда с отцом, Бабич уже вылавливал пальцами из казана куски мяса и молниеносно отправлял их себе в рот. Отец поварёнка отвесил сыну подзатыльник и, быстро разматывая плётку направился к обжоре. Грязно ругаясь на смеси киргизского и русского мата, он стеганул грабителя по спине. «Воон! Воон отсюда, собака!» – переходя на русский язык, орал чабан на уворачивавшегося от ударов педиатра. Рома, выронив очередной кусок мяса из рук, быстро запрыгнул на лошадь и рысью удалился прочь.

От Бабича нас спас случай. Бригадир Джумабай по случаю рождения у него очередного сына устроил улак (козлодранье), на которое съехались чабаны из соседних стойбищ. Нам в подарок привезли несколько мешков грецких орехов… Вот на орехах Рома и прокололся… Ночью, страдая очередным приступом голода, он пробрался к мешкам и начал поедать орехи, раскалывая скорлупу прямо зубами… По всей видимости, он повредил один из своих зубов и встретил утро с ужасной зубной болью. «Атабек, вези доктора к стоматологу», – притворно сжалился я… «Обратно приедешь без него», – тихим шёпотом откорректировал я водителю распоряжение.

Рома к нашей общей радости до конца смены уже не появился. Правда, к ужасу чабанов, он вернулся в составе бригады, сменившей нашу.

Али Мухаммед

Источник