50 лет назад произошло одно из самых драматических и, в то же время, значительных событий в истории крымских татар. События 21 апреля 1968 года в узбекском городе химиков и металлургов — Чирчике, что в переводе с узбекского означает «буйный нрав», всколыхнули не только «дремавшую» хлопковую республику и Москву, но и, по словам правозащитника генерала Петра Григоренко, «стали известны всему миру». Речь идет об одной из карательных акций Советского государства против крымских татар и их национального движения.
Хронологию тех дней описали не только участники событий, но и видные правозащитники, адвокаты, корреспонденты зарубежных изданий и ученые-историки. В тот теплый апрельский день крымские татары решили отметить национальный праздник «Дервиза». Несмотря на то, что праздник этот отмечается осенью, народ решил приурочить его ко дню рождения Ленина, по инициативе которого в 1921 году была создана Крымская АССР. Несомненно, политический подтекст этого события просматривался, но, ни крымские татары, ни власти не предполагали, что это может перерасти в акцию таких масштабов.
Незадолго до назначенного события инициативная группа крымских татар обратилась с соответствующей просьбой в городской комитет партии. Но ответ секретаря горкома Якубова был категоричен: «Если вы соберетесь на массовое гуляние — против вас будет применена сила». А по приказу министерства внутренних дел к городу были стянуты подразделения воинских частей и милиции со всей Ташкентской области. В день проведения праздника на всех подъездах к городу стояли милицейские кордоны. Все это ввергло в ужас местных жителей, по городу поползли слухи о том, что «крымские татары собираются организовать антисоветский митинг и устроить резню». Одновременно на многих промышленных предприятиях, где, в основном, работали крымские татары, сотрудники КГБ требовали у рабочих дать расписку о том, что они не станут участвовать в праздничных мероприятиях.
Несмотря на все эти меры, к месту гулянья собралось огромное количество соотечественников. Но место, где ранее решено было провести праздник, было занято солдатами, милиционерами и «народными дружинниками». Чтобы предотвратить конфликт крымские татары направились в городской парк и расположились в нем. Зазвучала национальная музыка и песни, люди танцевали и веселились.
В разгар праздника, на который все крымские татары пришли с семьями, в городской парк вбежали толпы милиционеров с дубинками, солдаты с сумками для противогазов через плечо. Остервенелая толпа стала избивать мирных людей и гнать к выходу из парка. Сопротивляющимся выкручивали руки, волокли по газонам и тротуарам к машинам. Оправившись от шока, крымские татары прорвали цепь солдат и направились к горкому партии огромной колонной. На пути демонстрантов ждали пожарные машины, сбивавшие с ног людей мощными струями из брандспойтов, а милиционеры тем временем хватали их и бросали в автобусы и милицейские «воронки».
В этот день было арестовано почти триста человек. Ночью и на следующий день были произведены обыски и дополнительные аресты по квартирам. Причем задерживали даже тех, кого не было на гулянии и даже в городе. В ближайшие три месяца проходили суды над участниками акций. И несмотря на то, что защитниками были известные на всю страну московские адвокаты Софья Каллистратова, Леонид Попов, Юрий Поздеев и Владимир Ромм, многие из участников тех событий получили сроки от одного до трех лет. Так, начиная с конца мая прошли судебные процессы над Сади Абхаировым, Решатом Алимовым, Рефатом Измаиловым, Аметом Молаевым, ветераном войны Халилом Салединовым, Ибраимом Абибуллаевым, Энвером Абдулгазиевым, Ридваном Сеферовым, Идрисом Зекерьяевым и Эшрефом Ахтемовым. Адвокаты смогли доказать абсурдность обвинений и требовали освобождения подсудимых. Но суд признал всех виновными и приговорил к различным срокам наказания.
Читая эти строки, многие не крымские татары, в это не поверят или скажут, что преувеличиваю для того, чтобы очернить прошлое «нашей великой страны». И, действительно, описываемые мною события могли произойти в то время лишь на «капиталистическом западе», но никак ни в советской стране. Однако, несмотря на свой пятилетний возраст, я тоже был участником тех событий и мне тоже есть что вспомнить.
В жизни маленького (по возрасту) человека, который мыслит образно, происходящие события, запоминаются по своим ярким, красочным или же стрессовым ситуациям. Именно этот контраст- «праздник» и «беда» — полностью соответствовал моему мировосприятию в тот день.
А начиналось все по-детски радостно. За день до этого из города Янгиюля к нам приехал дедушка Яхуб, которого мы просто обожали. В роду нашем было немного мальчиков, поэтому дед уделял особое внимание нам с братом. Вот и тогда он привез нам, изготовленный им лично, костюм чабана: каракулевую шапку, рубашку в мелкую клетку, гольфы из овечьей шерсти, чарыки (постолы) из натуральной кожи и, чем я особо дорожил, диздан (кожаная сумка) и ремень.
Когда это все на меня одели — дед расплылся в улыбке. Помню, как, не садясь в автобус, пешком, мы шли три остановки и дед, держа меня за руку, шел с высоко поднятой головой, помахивая своей палочкой. Я бы многое отдал за то, чтобы еще раз пережить те чувства, которые тогда переполняли меня, несмотря на то, что всего через пару часов эти чувства переменились на противоположные.
Для моего детского мировосприятия ничто не предвещало беды: в парке было много народу, отец просил музыкантов играть танцевальную мелодию и заставлял меня танцевать. Я это делал неохотно, но перед дедом не выказывал своего нежелания, потому что хотел ему угодить.
Момент, когда в парке появились чужие люди, помню смутно, но отдельные моменты отпечатались в детской памяти безвозвратно. Позже, в школьные годы, гуляя в этом самом парке на первомайские и другие праздники, я всегда мысленно проходил этот путь и образы «злодеев» и «жертв» вставали перед глазами… Вот отец, взяв меня за руку, что-то кричит деду, все бегут к выходу из парка у Дворца машиностроителей. Вдруг, толпа выносит нас на площадь. Там много красного цвета — пожарные машины стоят в ряд. Люди замешкались, как вдруг на свободное пространство из толпы выбегает пожилая женщина и приказывает музыкантам играть. Звучит музыка — женщина танцует хайтарму (крымскотатарский народный танец). Все в замешательстве… Это продолжается буквально несколько секунд и огромная струя из брандспойтов сбивает женщину с ног, но она пытается встать и продолжить… Толпа, очнувшись от оцепенения, бежит к ней и уже всех накрывает какая-то белая жидкость, догоняя каждого… Очнулся я на диване, в чужом доме, играла скрипка, пахло ароматом кофе — мы были в квартире друга отца, который проживал недалеко от происходящих событий.
Таким в моей памяти остался жить тот необычный день. Все случившееся определило мое детское отношение к действительности — мы не такие как все. И, несмотря на то, что всю свою жизнь я находился на общественных должностях в пионерской дружине школы или комсомоле, школьные годы не давали забыть мою национальную принадлежность.
Половина учащихся нашей школы были детьми из крымскотатарских семей. События время от времени происходящие в нашей школе напоминали нам о противоречиях идеологии и действительности в стране, патриотами которой, как нам казалось, мы были. Я учился в четвертом классе, когда в школе произошел случай, не укладывающийся в рамки размеренной школьной жизни. Ученик девятого класса на уроке географии дал пощечину учителю, да еще и ветерану войны. Взывая к дисциплине и не найдя убедительных слов учитель назвал ученика «предательским выкормышем», после чего учащийся не смог найти подходящих аргументов и … Что было потом нетрудно догадаться: педсовет, отчисление из школы (естественно ученика), усиление патриотической работы среди учащихся. Последнее исполнялось учителями, которые даже представления не имели о крымскотатарском национальном вопросе, не говоря уже о национальном движении за возвращение в Крым, которое начинало свою вторую волну. И никто нам тогда не смог рассказать о том, что на фронтах Великой отечественной более чем 60 тысяч крымских татар сражались за Родину и 11 из них стали Героями Советского Союза, а по дороге в ссылку и первые годы после депортации погибло 46,2 % крымских татар и многое-многое другое. Родители скрывали многие факты, связанные с выселением из Крыма, таким образом, оберегая нас от общественных конфликтов. Эти факты мы узнали позже, в середине 80-х, когда оказались доступны документы национального движения и вышла из подполья Чирчикская инициативная группа. Надеюсь, о её деятельности и инициативниках, которые творили нашу общую историю, ещё немало будет рассказано на страницах крымскотатарской печати.
А совсем недавно, просматривая архив моей мамы (долгое время после её смерти не мог прикоснуться к этим бумагам), наткнулся на несколько листков из её дневника. Записи датированы 1954 годом… «18/VII-54г. Сегодня день радости крымских татар — разрешили ездить по республике, а за пределы республики с разрешением. Ученикам разрешили выезжать учиться из сельской местности в города.» И еще. «11/XI-54 г. Сегодня в спецкомендатуре собрали спецпереселенцев и объявили о постановлении. Желающие спецпереселенцы могут сняться со спецучета, но должны отработать 3 года на угольных промыслах…»
Эти записи были сделаны в Узбекистане, куда была выселена со своим народом семья моей матери. В 1944 году ей было 8 лет, брату 10, сестренке 6. Их мать скончалась от менингита в 1940 году. Отец — Казаков Сетья Осман работал в райотделе милиции (в архивах МВД АРК сохранилась его личная карточка), а перед войной был парторгом совхоза «Таврида». В июне 1941 года был назначен командиром роты добровольцев, большинство которой составили отдыхавшие из здравниц Алушты. Именно они встречали врага у Перекопа и погибли вместе с командиром в первые дни войны. Так моя мама осиротела, оставшись в селе с 90-летним дедушкой Османом и неродной бабушкой Мерьем. Зимой 1942 года, полураздетого старика немцы, стоявшие в Биюк Ламбате (ныне Малый Маяк), забрали на допрос в комендатуру, как отца коммуниста и, не добившись ничего от старика, отпустили, но дойти до дому он так и не смог, из-за плохого зрения. Утром его замерзший труп нашли на окраине села. Так трое малолетних детей остались с бабушкой, которая не была им родной по крови, но заменила им всех близких в полном смысле этого слова. Она не только смогла уберечь их в суровые дни войны, но и, как оказалось, стала единственным человеком, которая была с ними рядом при выселении 18 мая 1944 года. Какие лишения выпали на их долю, дети еще не осознавали, но понимали — случилось непоправимое. Через два года, в самые голодные годы, в узбекской степи похоронили бабушку Мерьем, и, в одночасье дети стали взрослыми. Через месяц всех троих определили в Ташаульский детский дом, где и прошло их «счастливое детство». Таких сломанных крымскотатарских судеб в то время были тысячи и все они продолжали жить, несмотря на душевные раны, которые так не зажили до конца их дней. Все это было сделано ради нас, идущих следом. В неимоверных условиях нам не только подарили жизнь, вырастили но и смогли привить любовь к родине, которую мы никогда не видели.
И сказанные мне в детстве дедушкой слова о том, что «наступит день, когда не станет этого государства и мы вернемся в Крым», казались мне в те годы утопией. Сегодня же, я часто думаю о том, как человек прошедший первую мировую войну и всю свою жизнь пасший овец на Бабуган-Яйле, мог знать о дне сегодняшнем? Наверное, по другому быть не могло — ведь люди, рожденные на земле Крыма — особые люди, знающие цену своим словам и делам.
Многие люди, живущие рядом с крымскими татарами, не смогут воспринять и понять мои размышления о прошлом, но, считаю, что наши дети и те, с кем рядом мы сегодня живем должны знать историю своего народа, каким было наше возвращение и какою ценою оно достигалось. Мы должны сделать это ради памяти о наших родных, которые уже никогда не смогут увидеть тот край, где когда-то были счастливы.
Сетья Казаков