Корбек. Воспоминания Энвера Муединова

Энвер-агъа Муединов, несмотря на преклонный возраст, имел хорошее здоровье, много ходил. Мы с ним планировали обойти пешком все окрестности Корбека, так как его детство прошло в селе, поэтому он отлично знал местность. Я всегда думал, что у меня ещё много времени, всегда успею с Энвером-агъа осуществить задуманное. Но жизнь непредсказуема – не знаем, что будет завтра.

Даже беседа наша была случайной. Была зима, лежал снег, в Алуште стояли холода. Я увидел Энвера-агъа на улице и сказал, что хочу записать его воспоминания. Беседа наша была не такой длительной, но я постарался всё записать. Через некоторое время пришла трагическая новость – в дом к Энверу-агъа зашли грабители, жестоко расправились с ним и его женой, избили. После этого ограбления Энвер-агъа уже не мог ходить, был прикован к постели, за ним ухаживали родственники. Сегодня Энвера-агъа уже нет с нами, Аллаh рахмет эйлесин.

Представляю вашему вниманию воспоминания Энвера-агъа.

Энвер Муедин (Аджы Муедин Яхуб огълу Энвер) родился в 1929 г. в селе Корбек в квартале Юхары-маале. Его отца звали Яхуб, мать – Эмине (она была из корбеклинского рода Аблаевых). У Яхуба и Эмине было трое детей – старший сын Энвер, второй сын Хурсеит, дочь Сундус.

До начала войны Энвер ходил в школу, успел окончить 4 класса, во время оккупации не учился. До 1941 г. все жили в духе строителей коммунизма – ходили на парад 1 мая в Корбеке, школьники носили красные галстуки, а в руках держали красные флаги. Энвер даже на параде играл на барабане (трампете – малый барабан).

В конце 1920-х – начале 1930-х гг. в Крыму начались преследования крымских татар по политическим мотивам. Был расстрелян глава Крымской АССР Вели Ибраимов. За ним последовала волна расстрелов и арестов видных представителей крымскотатарского народа. Тысячи представителей зажиточного крестьянства были раскулачены и высланы из Крыма на Урал. Эти же события происходили и в селе Корбек. Родственники Энвера-агъа (дед со стороны его матери Абла Мемет, дяди, представители рода Балич) попали в самую гущу репрессий, были высланы на Урал, а потом перебрались в Янгиюль Уз. ССР ещё до 1940-х годов.

По словам Энвера-агъа, будучи детьми, они редко куда выезжали из Корбека. Он помнил, как до войны на катере из Алушты они поехали в Ялту к тёте Мерьем-ала и двоюродной сестре Лютфие.

Годы оккупации. 1941-1944 г.

С началом войны советские власти стали всех мужчин призывать в военкоматы, в том числе и отца Энвера-агъа – Яхуба, но его в итоге так и не призвали. Яхуб Муедин работал бухгалтером в колхозе с. Корбек. В то время село входило в состав Алуштинского национального района. Большинство населения составляли представители коренного населения, соответственно, все руководящие должности занимали крымские татары. Так, Алуштинским районом руководил Иззет Хайруллаев, а Умер Мазалов был заместителем у Мокроусова в заповеднике.

Энвер-агъа не помнил, чтобы после вступления фашистов в Крым были крупные бои в Алуштинском регионе. Советские солдаты отступали в Керчь и в Севастополь. Но, конечно, были отдельные перестрелки.

Энверу и его друзьям тогда было по 12-13 лет, они выбегали на трассу, смотрели. У фашистов даже танков не было.

Коммунисты знали заранее, что фашисты их убьют, поэтому отступали или уходили в горы. Но часть коммунистов не успела уйти – их всех собрали фашисты, отвезли и расстреляли возле Кастеля.

Партизаны прятались в лесах и смотрели, что происходит в селе. А в Корбеке жизнь шла своим чередом – люди работали, играли свадьбы и т. д.

Энвер-агъа помнит, что партизаны находили поддержку у населения Корбека. За помощь партизанам фашисты сожгли многие крымскотатарские деревни горного Крыма. В Алуштинском районе сожгли село Улу-Узень, а по ту сторону Чатырдага – сс. Озенбаш, Бешуй, Биюк-Янкой.

По словам Энвера-агъа, партизаны в Корбеке часто наведывались к Сетмеру Чачи и находили у него приют. Он снабжал партизан табаком, солью, мукой, хлебом. Даже Иззет Хайруллаев, занимавший пост главы Алуштинского района, а во время войны – член Крымского штаба партизанского движения, комиссар 22-го отряда 6-го бригады (10.01.1944 — 24.01.1944), комиссар 4-й бригады Южного соединения, спускался в Корбек к Сетмеру Чачи. После окончания войны и освобождения Крыма от фашистов в апреле 1944 г. Иззет Хайруллаев, как глава района, назначил Сетмера Чачи председателем сельсовета Корбека, но проработал он в этой должности 1 месяц – 18 мая 1944 г. всех крымских татар (и коммунистов, и добровольцев) выселили из Крыма. Как выразился Энвер-агъа – «бир чувалгъа хойдулар». Но, что интересно, некоторые выселенные коммунисты – крымские татары сохранили свои руководящие должности и в местах ссылки.

Во время оккупации фашисты поставили руководить селом лояльных к ним людей. В Корбеке выбрали старосту – им стал Томелли Абдурешид. В Алуште мусульманский комитет возглавил Гжик Аппаз. По описанию Энвера-агъа, Гжик Аппаз был рыжий, усатый и ездил на лошади. Полицию в Алуште возглавил Сеитмемет Чёрман. По воспоминаниям Энвера-агъа, Чёрман как-то приехал в Корбек, хотел кого-то арестовать, но ему не дали.

Фашисты отправляли молодёжь на принудительные работы в Германию. В основном, отправляли подростков 1926–1927 г. р.

Если в годы советской власти запрещали соблюдать религиозные традиции, то в годы оккупации в этом вопросе была свобода. Снова открылись мечети, муллы стали собирать детей, пытались учить основам религии. По словам Энвера-агъа, кто хотел – ходил на занятия.

А Энверу и его друзьям тогда были интересны лошади. Они, пацаны, уходили из дому и слонялись по окрестностям. Энвер-агъа вспомнил такой случай, который произошёл с ним. При отступлении из Алушты немцы оставили в селе одних румын – их было много. Энвер и его друзья слонялись в местности Бойна в Алуште, что возле поворота дороги на Судак. Румыны подумали, что это идут партизаны, повернули на них пулемет и начали стрелять. Хорошо, что в этом месте была речка и сад, где Энвер с друзьями смогли укрыться – они легли на землю. Оккупанты даже подняли самолёт с судакской стороны, который сбросил бомбы. Энвер и другие ребята лежали, боясь встать. Потом всё утихло, но румын уже не было видно. Энвер и его друзья быстро побежали домой и благополучно вернулись. По словам Энвера-агъа, при отступлении фашистов из Алушты никаких крупных боёв не было. Когда пришли фашисты в Крым, Энверу было 11-12 лет, когда ушли – 14-15 лет.

Выселение из Крыма. 18 мая 1944 г.

С освобождением Крыма от фашистов советские власти первым делом призвали оставшихся в оккупации мужчин любого возраста на фронт. В основном, все попали в трудовую армию.

Отец Энвера-агъа Яхуб Муедин и мой дед Осман Баиров были в трудовой армии в Куйбышеве (ныне Самара). Им удалось выжить, пройти все испытания в трудармии, потом начать поиск родных в местах ссылки, почти всю жизнь прожить на чужбине, и перед смертью ещё успеть вернуться в Крым, увидеть родные места. Яхуб Муедин вернулся и жил в родном Корбеке, где умер в глубокой старости.

Энвер агъа рассказал о событиях накануне выселения в мае 1944 г. следующее:

«Как раз мы тяпали виноградники, потом возвращаемся домой и там, у местечка Шаха по трассе, увидели 5-10 красноармейцев НКВД с голубыми погонами. Русский язык знали плохо, чтобы спросить, зачем они идут в село. Работники НКВД ходили по улицам, записывали фамилии по номерам. У нас была улица Максима Горького. Военные НКВД несколько дней жили у нас дома и у соседей. Но ничего не говорили о том, что будут выселять. Потом уже сказали, что это был приказ, и нужно было держать всё в секрете. Конечно, это всё отговорки, могли хотя бы за час до выселения сказать – приготовьтесь, возьмите пальто, запас хлеба, ценные вещи. А ведь жили у нас, ели наш хлеб. Всё равно разбудили в 4 часа утра, дали на сборы 15 минут и сказали: «Вставайте, одевайтесь и выходите!» Мать взяла на руки младшую дочку Сундус. Мне 14 лет, братику Хурсеиту – 12 лет, сестрёнке Сундус – меньше пяти. Мать говорит: «Ничего из еды не берите, нас всё равно расстреляют как евреев в Алуште». А дома, конечно же, оставались запасы еды, как сейчас у каждого дома».

У семьи был сундук («сандых»), в котором была фасоль. Энвер от отца слышал, что там спрятаны деньги. Энвер быстро сообразил и успел их взять. Конечно же, вся посуда, кровати, постельные принадлежности и т. д. остались дома. Там же остались запасы мяса («тузлу эт, хахач»), много мёда, соленья («туршу»), варенья («татлы»), сухофрукты («хуру армут»). В сарае («арансе») остались домашние животные («айван»).

Часть корбеклинцев собрали посередине села у местечка Харманлар и по очереди погрузили в грузовые машины. Всю ночь ехали, потом привезли на станцию Сарабуз, под утро отвезли на железнодорожный вокзал в Симферополь, где погрузили в товарные вагоны. В тот вагон, куда попала семья Энвера-агъа, затолкали 101 человек – все они были из села Ускут, кроме пары семей из Корбека.

В пути давали суп из солёной хамсы, после которого была сильная жажда, а запасов питьевой воды в вагоне не было – так мучили людей. В пути в их вагоне умер один старик.

На какой-то станции составы разделили – часть репрессированных повезли на Урал, других – в Среднюю Азию. Семья Энвера-агъа обрадовалась, что их повезли в тёплые края – в Среднюю Азию. Они ещё не знали, что там, в местах ссылки от голода и болезней погибнет половина народа – даже больше, чем на Урале.

За 18 дней доехали до Ташкента. Раскулаченные родственники (дед, бабушка, дяди) Энвера-агъа ещё с 1930-х годов жили в городе Янгиюле, что в Ташкентской области. Их сначала выслали из Крыма на Урал, оттуда они перебрались в Уз. ССР. Один дядя Энвера-агъа вернулся с фронта – был комиссован, остался без пальцев.

Каким-то образом родственники Энвера-агъа, его дед Абла Мемет со стороны матери и его дяди узнали, что крымских татар выселили из Крыма. Они нашли семью Муединовых и встретили. Но начальник эшелона поезда сказал, что не имеет права их отпускать – состав ехал в Самарканд. «Приедете на место, я дам разрешение», – сказал начальник.

Семья приехала в Самаркандскую область, в Булунгур – на станцию Красногвардейская. Только потом начальник эшелона дал им справку – разрешение на отъезд. После они обратно поехали к родственникам в Янгиюль.

Первое время жили у своих родственников – им в этом отношении повезло. Другим выселенным землякам пришлось влачить существование в землянках или сараях.

В Янгиюле сначала, в основном, жили раскулаченные крымские татары, в том числе род Балич из Корбека. Потом уже к ним присоединились выселенные в 1944 г. крымские татары. Особенно много корбеклинцев жило в совхозе «Пятилетия Уз. ССР», в Ташкентской области.

В первые годы жизни в условиях спецпоселения погибло много репрессированных, особенно много умерло в Мирзачуле, в Беговате, Нижнечирчикском и Среднечирчикском районах Ташкентской области.

В 1946г. вернулся из трудовой армии отец Энвера-агъа – Яхуб Муедин, он нашёл семью в Янгиюле, устроился работать в колхоз. После возвращения отца уже жили в другом доме, отдельно от родственников.

«Обидно конечно, что совершили с нашим народом», – с обидой в сердце сказал Энвер-агъа.

Крымские татары никогда не были согласны с той судьбой, которую им уготовили власти. Народ находил в себе силы, искал способы борьбы за возвращение в Крым, выдвигал из своих рядов самых лучших сынов. Младший брат Энвера-агъа Хурсеит Муединов активно включился в движение за возвращение в Крым и полное восстановление прав, помогал лидеру янгиюльской инициативной группы Амзе Аблаеву.

Энвер-агъа Муединов, как и весь наш народ, вернулся в Крым в начале 90-х, получил земельный участок в соседнем от Корбека селе Шума и стал строить дом, посадил деревья и виноградники. Он активно принимал участие в общественной жизни народа, при встрече со мной всегда делился своими знаниями, особенно по микротопонимике. Благодаря Энверу-агъа, я узнал, где в Корбеке находится местность Папарачи.

О жизни в Корбеке

Смысл названия деревни Энвер-агъа связывал с легендой про Кёр-Бекира – это был то ли чабан, то ли путешественник, он был слепой («козлери кёр экен»). Оказавшись в этих краях, он помыл лицо в источнике воды и стал зрячим, остался жить здесь, построил дом, поэтому село и назвали в честь него — Кёрбек.

По словам Энвера-агъа, в селе было 4 основных квартала: Орта-маале, Ашаа-маале, Юхары-маале, Харшы-маале. Семья Энвера-агъа жила выше моста на границе Орта и Юхары-маале.

В квартале Юхары-маале жили семья Балич Мустафы, Одаман Абдулхадыра, Хороз Мустафы, Мазин Аблязиса, Чулма Мамута, Чулма Усеина, Девлетовы (было несколько семей Девлетовых, среди них Девлет Яя).

В районе Такынташ (выше Юхары-маале) жили род Кимик, Иззет агъа Сеитмемет огълу («лагъаб» Чотороз).

В квартале Орта-маале жили Ювашевы, Алимджановы.

В квартале Ашаа-маале жили Тархан, Мазаловы, Кубаевы.

В Корбеке жили 1-2 русские семьи, остальные были – крымские татары.

В селе было 2 мечети (джами), одна в квартале Юхары-маале, другая – в Ашаа-маале.

До 1941 г. советские власти сделали в мечети Ашагъа-джами электростанцию – поставили двигатель. Минарет мечети Юхары-маале повалили.

Энвер-агъа ещё помнил, как они вместе с другими ребятами между кладкой камней минарета находили свинец – камни были разбросаны, их сверлили, чтобы соединить с помощью свинца, который использовали вместо цемента и арматуры. Говорили, что арматура жёсткая, может ломаться, а кладка камней со свинцом может качать минарет при ветре, но не валить – свинец мягкий.

В Корбеке было много кладбищ – в кварталах Ашагъы-маале, Юхары-маале. В местности Анчи были похоронены 1-2 человека из рода Чачи, один из них умер в результате несчастного случая («хазаланып ольди»). В местечке Кильсе-хыр было старое кладбище, до 1944 г. там ещё были надмогильные камни («башташ»), когда-то в этом месте находилась церковь в центре деревни. В местечке Тузлухлар было мусульманское кладбище. Вернувшись в Крым, Энвер-агъа специально туда ходил посмотреть (там сохранились какие-то башташи), поскольку знал, где примерно похоронены родственники из рода Балич и сестра. Он забил там колышек и сделал записку.

От Алушты до Корбека были земли с виноградниками и садами. Ими владели алуштинцы и корбеклинцы – вплоть до 1929 г., когда начали создавать колхозы. Среди владельцев этих земель были и российские помещики – Сарибан, Шишман, Токмаков, Кшталов.

В Корбеке было особо развито виноградарство («багъ»), садоводство («багъча»), табаководство и животноводство. Были посадки лаванды и розы. До 1941 г. все работали в колхозе, а во время оккупации и до революции каждый имел в частной собственности свои наделы земли.

Энвер-агъа помнил, как во время оккупации они сажали табак. Сначала семена сажали в парнике (у табака очень мелкие семена), потом высаживали рассаду в поле. С помощью деревянного шипа («чюй» – штырь) делали углубления в земле, куда сажали рассаду, потом поливали. В середине лета собирали листья табака, приносили в табачный сарай («аран»), нанизывали на иглы («йинен тизерди»), сушили. Если был дождь – прятали табак в сарай. Если сушеные листья табака попадали по дождь, то снижалось качество табака, мог пропасть («сылатмах олмай»). Зимой из сушеных листьев прессовали табачные пачки («тай») и тюки («демет»).

Сорт табака Дюбек сажали в Ялте, а у них в Корбеке был сорт Американка – он имел крупные листья.

Особо было развито в селе садоводство, причём грушевых деревьев было больше, чем яблоневых. Энвер-агъа вспомнил сорта груш – Вильямус, Фердинанд (французские сорта), были и местные сорта – Чатрапиль, Дюгене, Султание, Коксуль (Коксувлу).

Были и большие посадки виноградников. Зимой виноградную лозу на южнобережье Крыма в землю не закапывали, как это делали в Узбекистане или в северном Крыму – средиземноморский климат позволял. Обрезку виноградника можно было делать всю зиму.

Выращивали следующие сорта винограда: Чауш (этот сорт ещё кое-где можно найти) и Шашла – это сорт исчез после выселения нашего народа из Крыма в 1944 г. Энвер-агъа долго искал этот сорт, но так и не смог найти.

По словам Энвера-агъа, из виноградного сока во время оккупации делали бекмез.

Очень любили ялыбойлю оливки («зейтюн»), это был обязательный продукт на столе («эр ахшам софрада зейтюн олурди»).

Чтобы поливать сады и огороды, над селом в горах были скопления воды – «басня».

Детей приучали помогать родителям, ухаживать за садами и виноградниками.

Энвер-агъа спел корбекскую песню:

«Чыхтым Ялта ёлуна,
Миндим фаэтона,
Фаэтомнын дышласы,
Юз бинъ алтына».

Беседа состоялась зимой 2010 г. Запись можно послушать здесь:

Гирей Баиров

Источник