Уроженец Кикинеиза Рустем-агъа Хаведжи имел проблемы с ногами и поэтому в свои 87 лет (на момент нашего общения) плохо передвигался, но память у него была отличная. Он помнил наизусть много стихов, был начитанным человеком. В свои 87 лет Рустем-агъа писал статьи в газету «Къырым», был религиозен и, несмотря на преклонный возраст, держал пост.
Итак, вот о чём мне поведал уроженец Кикинеиза Рустем-агъа Хаведжи.
О жизни в Кикинеизе
Хаведжи Рустем Мемет огълу родился в Кикинеизе в 1923 г. Тогда это село находилось в Ялтинском национальном крымскотатарском районе Крымской АССР (сейчас существует под названием Оползневое). Смысл слова «Кикинеиз» Рустем-агъа не знал.
В Кикинеизе было 4 квартала («маале»): Ашагъы, Юхары, Дерменджи-маале, Бодур-маале.
В селе до мая 1944 г. было примерно 150 дворов крымских татар. Сейчас в Кикинеиз вернулось всего 10 семей крымских татар.
До мая 1944 г. в селе жили несколько русских – Корчагин Ваня-эмдже («эмдже» и «хала» – так на старших говорили крымскотатарские дети в селе, в том числе и на русских), Воробьева Маруся-хала, Игорева Фрося-хала. Жили и греки (Рустем-агъа на греков говорил «урумы» и «дангъалахи») – Караламбу, Тизириди, Карабиди. Дети греков учились в крымскотатарской школе в Кикинеизе, а русских – в русских школах Алупки и Симеиза.
Но тогда не было такого, как сейчас, что кто-то не хотел учить крымскотатарский язык. Это было проявлением национализма. Тех, кто обижал людей по национальному признаку, наказывали штрафами – такое порицалось.
Учителями в школе Кикинеиза были Шамлы Урие-оджа, Арзы-оджа из Алушты, Тарковский – учил до 4-го класса. В селе была начальная («башлангъыч мектеб») школа-четырёхлетка, потом сделали семилетку – «орта мектеб». 2 года Рустем-агъа учился в Алупке. В школе все с утра делали зарядку. Школьников принимали в пионеры. Рустем-агъа жил с бабушкой. После школы ходил в лес за дровами. Тогда света не было и нужно было успеть сделать уроки. Вечером зажигали керосиновую лампу.
Политика интернационализма заключалась в том, что русские знали крымскотатарский язык, а крымские татары – русский. Эти два языка были государственными в Крымской АССР.
В 1915-1916 гг школу, больницу и магазин в селе основал местный помещик. Рустем-агъа родился в доме этого помещика, на которого по найму работали его родители. Бывшая владелица имения Елена Михайловна изменила свою фамилию после убийства большевиками её мужа Кирилла Васильевича. Она вынуждена была уехать из Кикинеиза но потом часто приезжала туда.
Рустем-агъа считал первые годы советской власти хорошим временем, потому что у каждого появилась возможность бесплатно учиться, было равноправие, не было сословных привилегий. Так их воспитывала советская школа.
Возле дома Рустема-агъа была большая мечеть. В 1927 г. в Крыму произошло сильное землетрясение, верхняя часть минарета разрушилась.
До 1929 г. в селе были коммуны – все жители села с красным флагом в руках вместе каждый день ходили в поля на работу, и с флагом оттуда возвращались. Потом вместо коммун появились колхозы. Каждый житель был обязан отдать свое имущество в коллективную собственность.
Каждый год до создания колхозов в село приезжали из Украины рабочие на сезонные работы, некоторые девушки выходили замуж, принимали ислам и меняли имя на мусульманское.
В 1929 г. в Кикинеизе создали колхоз имени «III Интернационала». Сначала объявили, что колхоз – дело добровольное. Но желающих вступить в колхоз и отдать своё личное, было мало. Во время создания колхоза каждый должен был войти в него со своим тягловым скотом и сельскохозяйственными инструментами для обработки почвы. Тех, кто не хотел входить в колхоз, объявили кулаками и выслали на Урал. В селе были богатые люди – Дерменджи Бекир, Сали-ака, Хатме Усеин, Хатме Мемет, Абит Асан, Абит Усеин (у них были на яйле стада лошадей по 20-30 голов). Их объявили кулакам и репрессировали.
«Сизин ашагъанызны етер, энди биз ашаджамыз» – говорили дети бедняков детям кулаков, когда те хотели сорвать 2-3 ягоды винограда с колхозного виноградника. Советская власть искусственно привнесла в крымскотатарское село классовую борьбу.
Отец Рустема-агъа – Мемет – отвёл корову в колхоз. Мать Рустема-агъа – Айше – умоляла её не отдавать. «Не плачь, Айше, если не отдадим корову, то нас могут выслать на Урал», – сказал ей отец. Оба родителя Рустема-агъа работали в колхозе. Выращенный табак сдавали государству, взамен колхоз получал пшеницу.
В то время за каждой семьёй закрепили 100 кустов виноградника и 10-15 фруктовых деревьев (в зависимости от состава семьи и количества детей). Таким образом, хотели в село привнести социальное равенство. Весь остальной урожай считался колхозным. У колхозников паспортов не было.
Дорогу Почта Ёлу в Кикинеизе заасфальтировали в 1932 г. В Кучук-кое и Симеизе вдоль дороги стояли специальные казармы – в них размещались люди, занимавшиеся уходом за дорогами.
В 1933 г. в возрасте 54 года умер отец Рустема-агъа. В семье было 4 детей.
С 1939 г. Рустем-агъа поступил в военный судостроительный техникум в Севастополе, потом работал на военном морском заводе.
В те времена между Севастополем и Балаклавой ходил трамвай. Во время учёбы Рустем-агъа ездил на трамвае к своим балаклавским родственникам. Халиль-ака работал в Балаклаве заместителем прокурора. Во время войны он партизанил в лесах Крыма, там и умер. Его имя есть в Книге памяти Крыма. Ещё в Балаклаве жил брат Рустем-агъа, он работал водолазом.
Во время оккупации Крыма фашистами Рустем-агъа находился в блокадном Севастополе.
Во время выселения крымскотатарского народа из Крыма в мае 1944 г., Рустем-агъа попал в Узбекскую ССР, Андижанскую область, Избасканский район, в местность Байтоз.
В национальном движении Рустем-агъа активно не участвовал, но говорил, что каждый крымский татарин подписывал документы движения и давал деньги.
Рустем-агъа 44 года, 6 месяцев и 10 дней проработал на одном месте, вышел на пенсию. Работал в хорошем месте, ему сделали торжественные проводы. За время работы ему никто не сказал что-либо плохое, хотя в коллективе работали узбеки, таджики, корейцы. У Рустем-агъа было звание Заслуженного рационализатора Узбекистана.
Кикинеиз в воспоминаниях Рустема-агъа
Село Кикинеиз находилось в хорошем месте, так как там было много воды. Были такие родники – Чахыл чохрах, Буюк таш чохрагъы, Камара чохрагъы, Кирватин чохрагъы, Балабан чохрах, Сувух су.
Каждый год в марте жители Кикинеиза, Лимены и Кучук-коя выходили в горы и чистили источники воды. Сейчас все эти земли сделали заповедниками. У каждого возле дома у ворот был кран («чешме»), поэтому за водой не ходили далеко. Место выхода воды называли «гозь». Хуреизин-гозю находилось возле больницы.
Название местностей в Кикинеизе:
Скамник байиры
Шолбака (Чолбака) – возвышенность,
Марсака,
Сагъыр дере,
Исар бурун,
Кордон буруны,
Почта байиры,
Дермен-дере по пути в Байдары,
Кашка – так называли гору Хош хая (Кошка).
На севере в сторону яйлы были такие местности – Эски богъаз, Фитнака, Чакъыл чохрах.
Камни в море рядом с Кикинеизом имели такие названия:
Мидога,
Эгерек хая,
Буюк хая,
Ялпах таш,
Джива-хая возле Симеиза (сейчас называют Дива).
Через Кикинеиз проходила почтовая дорога из Ялты через Байдары в Севастополь.
Святые места (азизы) в Кикинеизе были возле родника Камара-чохрагъы. Возле родника было дерево Каркач тереги (смысл слова «Каркач» Рустем-агъа не знал) – к нему привязывали полоски ткани («ямав»). К азизу приходили и читали молитвы. В советский период в селе запрещали проводить массовые молебны, в том числе празднование Хыдырлез-байрама возле азиза.
Ещё был Зююр-азизи и Афуз Сейдали-азизи – там тоже были камни и выходила из земли вода.
В селе была традиция устраивать массовые молебны – люди просили у Бога дождь («ягъмур дувасы») и хороший урожай. Также была молитва, напротив, для прекращения дождя.
В селе занимались выращиванием фруктов и винограда, было развито табаководство, держали скот, в лесу собирали кизил, дикие яблок и груши. Леса были очень богатыми.
В селе было много винограда. Из него делали вино.
До создания колхоза у каждого были свои виноградники, а у крупных землевладельцев – и свои винные подвалы. Вино делали из сорта такай, для красноты вина ещё добавляли сорт изабелла. Вино пили на свадьбах. Рустем-агъа помнит период с 1930-х гг, т. е. советский период. Как известно, ислам запрещал употребление вина.
Производили бекмез из винограда, яблок, арбуза. Сухофрукты делали из винограда, яблок, груш (грушу сушили в фурунах), кизила, инжира, дички («ахлап», «кертме»). Из сухофруктов также варили компот («хошаф»).
В лесу также было много кизила – хызылчых. Грибы («мантар») кикинеизцы не ели.
Жители села выращивали помидоры («патыльджан», огурцы («бостан»), баклажаны («мор патыльджан»), свеклу («чукундур»), тыкву («хабах»), перец («бибер»), горький перец («яхан бибер»). На зиму в бочках чапчах солили соленья («туршу»).
В селе были мастеровые люди – плотники («дюльгер»), каменщики, лудильщики («халайджи»), кузнецы («демирджи»). Из глины делали подносы («табах»), тарелки («чанах»), кувшины («бардах»). Из меди делали кухонные предметы для хранения чебуреков – сагъан, сковородки – кобете тавасы, фулту тавасы, половники – кепче, казаны – асмаказан. Медь привозили с Кавказа. Ложки были деревянными, вилки кикинеизцы не использовали.
Землю в селе пахали парой быков или лошадей, тракторов не было. В 1933 г. в Кикинеизе впервые появилась старая машина.
Дома в Кикинеизе строили из камней в горной части села, поэтому спереди дом был двухэтажный, а сзади – одноэтажный. В доме на втором этаже была терраса – софа («джамлы софа», «джамсыз софа»). В каждом доме была баня – амам (это была комнатка 1х1). Летняя печка («оджах») служила для приготовления пищи, обычно на первом этаже, также была зимняя печка – соба. Во дворе находились хозяйственные помещения, сарай – аран. Обычно окон было больше на южной стороне дома, смотрящей на море. Крыши домов ранее были земляные – «дам топрах эвлери», в таких домах не было чердака. Потом стали делать жестяные крыши – «тенекели дам», в таких крышах был чердак, где могли сушить фрукты – яблоки («алма хурусы»), груши («армут хурусы»). Чтобы крыша не подвергалась коррозии, её красили. Более обеспеченные люди сразу брали оцинкованное железо. Черепичная (кирамик – черепица) крыша в Кикинеизе была только на мечети.
Между домами в Кикинеизе были промежутки (в отличие от Ускута, где дома располагались друг над другом). Промежутки эти заполняли сады и виноградники от 5 соток до 20 соток. В Лимене между домами был промежуток в 200 м.
На равнине были поля табака, сады и виноградники. Возле лесов находились чаиры. Были и каменистые места – ташлы ерлер, непригодные для сельскохозяйственных нужд.
Во дворе дома была печь для приготовления пищи – фурун. Позже стали печь в духовках.
Кикинеиз находится возле моря, поэтому даже маленькие дети умели плавать – по-собачьи.
В лесу водились дикие животные: зайцы, барсуки, ежи, лисы, змеи, мыши, крысы, ящерицы.
В Алупке жили греки, которые держали домашних свиней, а кикинеизские греки этого не делали, так как жили среди мусульман.
Повозки для быков называлась «огуз маджары», для лошадей – дилижанс, линейка, фаэтон. Все повозки были четырёхколесными, двухколёсных повозок не было. Для того, чтобы спуститься с гор, на повозке делали тормоза. Задние колеса с помощью цепи крепили к повозке. Этот тормоз назывался «арабасын чанасы».
Если в селе происходило какое-то ЧП (пожар, в случае сильного дождя могло быть подтопление или нужно было укрыть сушёный табак в сарай), то сообщали об этом путём битья по железу. Когда работали мечети, то сообщали об опасности с минаретов. Если какое-то событие происходило в соседнем селе, то на возвышенностях поджигали костры.
Зимой в селе работы было поменьше, и поэтому все ходили друг к другу в гости. Навещали и родственников в соседнем селе Кучук-кой, что в 1,5 км. от Кикинеиза.
Когда приходили гости, детям не разрешалось сидеть вместе со взрослыми – они сидели в отдельной комнате.
Возвращаясь ночью, брали с собой фонарь – фенер. Тогда телевизоров не было и нужно было как-то коротать вечера. Детей собирали и рассказывали им сказки.
До революции в селе были кофейни – хавеханелер, там играли в карты – хумар. Даже песня есть «Хумар ойнар».
Кожа у южнобережцев от загара была смуглой («эсмери»). Рустем-агъа на этот счёт вспомнил слова из песни:
«Ялыбойлю хызлары, аман да,
Не гузельдир озьлери,
Эсмер дюльбер, Хара да хашлы,
Зейтюне бензер гозлери».
В селе у большинства кикинеизцев были карие глаза, голубоглазые тоже встречались, как и рыжие.
Лагъаплар (прозвища) в Кикинеизе: Картал (Картал Абибулла – был извозчиком у российского барина), Дерменджи (Дерменджи Абдулла – писатель, Дерменджи Ваит), Чавдар (Чавдар Насибулла), Балыхчи (Балыхчи Сали), Балджи (Балджи Эреджеп), Татар (Татар Эдем, его отец Татар Амет). Прозвища обычно имели негативный оттенок и могли обидеть человека.
Свадебные традиции в Кикинеизе
Кикинеизских девушек могли выдавать замуж в соседние сёла. Но для родителей лучше было видеть дочь рядом. В 1930 г. в Ялте открыли педагогический техникум и уже в советский период все традиции начали нарушаться, молодёжь влюблялась и женилась.
Сёла выше Ялты в сторону Алушты кикинеизцы называли «юхары койлер», сёла Байдарской долины – «чыхарлы койлер».
У влюбленных парней была традиция ходить к окну («пенджелерге вардым дей эдилер»). Родители могли и не знать о встречах молодых. В селе были сваты («худалар»), обычно женщины, которые за удачное сватовство получали подарки. Но большую роль в женитьбе играло согласие родителей.
Рустем-агъа вспомнил слова из песни: «Бир корьгенде, джыван сени, ханетлерим хырылды, кирпиклери юрегиме ханджер киби урулды». Другая песня из его воспоминаний: «Вардым ярем хапусына, ястычыгъым таш эди, Аттым чамур, устюм ягъмур, кими гонълюм хош эди».
При выборе партнёра для брака смотрели на его кошелёк и уровень богатства. Рустем-агъа рассказал один случай, который произошёл в селе. Некий раз жених послал сватов из Кикинеиза в другое село. Но отец невесты выгнал сватов и сказал, что такой бедный жених – не пара для его дочери. Через какое-то время к этому отцу подошёл другой сват, чтобы узнать причину отказа. Отец сказал, что жених бедный. Тогда сват сделал одну хитрость: сказал, что у жениха есть дом, сад, виноградник, лошадь с повозкой.
–Если человек хороший, почему не отдал дочь? – спросил сват.
– Если бы знал, то отдал бы дочь, – сказал отец невесты.
Потом дочь засватали, сыграли свадьбу и после чагъыртува (угощение сватов через неделю после свадьбы в доме родителей невесты) отец невесты стал разбираться. Позвал отца жениха и спросил: «Есть ли у жениха что-то?»
– Кроме угла в отцовском доме, ничего нет. Но молодожёны любят друг друга, – ответил отец жениха.
Отец невесты спрашивает свата: «А где богатство жениха?» Сват ответил: «Даст Всевышний – будет!».
Рустем-агъа вспомнил ещё одну песню «Айшем». События в песне происходят в Кучук-Узене. Отец пообещал («сёз верди, исрар этти») одному турку свою дочь. Турок хочет увезти дочь в Турцию, но мать не хочет выдавать её так далеко. Песню можно послушать здесь:
Перед свадьбой была традиция брить жениха под музыку. На вечеринку приходили друзья жениха и «лепили» деньги музыкантам и заказывали музыку. Тем временем парикмахер во время музыки брил жениха. Всё это сопровождалось музыкой, танцами, песнями.
Потом, приходило время ехать за невестой. Делали это с музыкантами. Невеста прощалась с родителями – элялашмая. При этом она пела песню матери «Анам санъа кельдим элини алмая…» Отец завязывал на талию дочери полотенце (тканный «юзбез») – говорили, что это для здоровья. Мальчик вёз Коран в специальной сумочке Коран-капу, за это ему давали деньги. Когда невеста выходила, бросали копейки, сушку («юзюм хурусы»). Подъезжая к дому жениха, молодёжь и соседи («посалар») могли закрыть дорогу для свадебного эскорта. Они брали хлеб и соль, и за это просили выкуп. Сквозь них не мог никто проехать, пока не давали водку или вино.
Традиции сют парасы, существующей у степняков, в Кикинеизе не было. Родители жениха дарили невесте серьги или кольца, когда она приходила в первый раз в дом.
Свадьбы проводили дома, гостей размещали в соседних домах. Женщины были в одном доме, мужчины – в другом. Тогда ещё существовала свадебная традиция – шабаш: каждый гость поздравлял молодожёнов и дарил подарки или деньги, выпив рюмку водки.
Односельчанин Рустема-агъа – известный певец Осман Асанов. Его отец Абит Асан и дядя Абит Усеин пели на свадьбах в сёлах Кучук-кой, Симеиз, Кикинеиз. Если они не пели, то и свадьба не считалась свадьбой. До того был сильный голос у них.
В Кикинеизе были местные музыканты – кларнетчи Юсуф, трубач Энан Курта, скрипач («кеманеджи») Муртаза Рустем, дареджи Абджелиль. В оркестре также был давул. Музыканты играли не только на свадьбах, но и по праздникам, в колхозе устраивали «гуляния».
Свадьба продолжалась и после ухода жениха и невесты. Рустем-агъа вспомнил слова из песни:
Уян келин, уян,
Ахрап хатаян дий,
Энди вахыт олды,
Халх кельди хаян
После свадьбы невесту проверяли на девственность. Для этого 2 женщины со стороны жениха и невесты смотрели с утра простыню («шаршаф»), на которой спали молодожёны. Если невеста оказалась не девственницей, жениху подавали знак – тапочки меняли местами (правый – слева, а левый – справа). После этого жених решал, согласен ли он жить с невестой дальше. Если не соглашался, невесту отпускали обратно к её родителям. Для родителей невесты это было позором. Жить без брака тоже считалось непристойным.
Для живущих долгое время вместе существовала традиция обновления брака – через каждые 10-15 лет. Разводы в селе, хоть и редко, но были.
При рождении ребенка женщины («хызаяхлылар») поздравляли роженицу. Повитухой («эбанай») в селе была Гульшен-хартана.
Выходить из дому роженице с ребёнком нельзя было 40 дней. Имя ребенку давали в течение 3-4 дней от рождения.
Называть девочек могли и женщины, имеющие религиозное образование («афузлардан»). В те времена были такие имена – Гульпемпе, Гульчаре, Арзы, Гульсаре, Мерьем и др.
Родственники дарили серьги, простыни, полотенца. А бабушка и дедушка дарили стадо овец, лошадей. Ребёнок рос, и вместе с ним росло его стадо.
Парикмахер («бербер») в селе не только брил и стриг, но и удалял зубы, а также делал обрезание («сунет»).
Особенности воспитания детей в Кикинеизе
Воспитание со стороны отца было строгим. Иногда дети даже думали, что отец их не любит.
Дети всегда слушались старших. Если ребёнок не поздоровался со старшим, отец наказывал его ремнем – «хушах тюшермек».
Рустем-агъа вспомнил такой случай из детства. Однажды мимо него прошёл Корчагин Иван-эмдже, и он с ним не поздоровался. Вечером после ужина, когда все собрались дома, отец попросил сына принести ремень. Потом отец спросил: «Видел ли сын сегодня Ваню-эмдже?» Рустем сказал: «Видел и забыл поздороваться». Отец за эту провинность 2 раза отшлёпал сына ремнем. Могли и в угол поставить – «кошеге хоймах».
Рождение ребёнка вне брака считалось позором. На этот случай было такое выражение – инсан догъгъан сонъ, джип олмакъ керек.
В Кикинеизе были такие детские игры: Чилек, узун эшек, шашки, пусма (прятки).
Приметы в Кикинеизе
Если вышел из дома и потом снова вернулся домой, забыв что-то, это считалось негативной приметой. Говорили, что это промыслы шайтана – шейтан аралашый, хайтсан (хайтып кельсен, чыкъып кетсен) сонъ огъурсузсых ола. Также нельзя было бить человека веником.
Религия и похоронные традиции
В селе была одна двухэтажная мечеть. Во время оккупации Крыма фашистами призыв к молитве (эзан) делали с мечети.
Пятница в исламе считается выходным днем. В этот день обычно люди хорошо одевались и шли в мечеть. Верхний этаж мечети был для женщин, нижний – для мужчин. В советское время делать намаз было запрещено – кикинеизцы молились скрытно.
Если человек умер, до заката нужно было его похоронить. Первым делом ему закрывали глаза, завязывали челюсть, руки, ноги, прибирали кровать («джан вермеси енгиль дегиль»). Если не успевали похоронить до заката, то хоронили на следующий день. Близкие всю ночь были дома, читали иляхилер (религиозные песнопения).
Ворота оставляли открытыми. Те, кто приходили в дом, говорили такие слова: «Алла сабыр версин».
В день похорон казан дома не кипятили. О еде должны были позаботиться соседи. На похороны делали халву («эльва») и лепешки – хатлама. После похорон на кладбище всем сообщали, когда будут проходить поминки – дува. Нужно было после помыть руки и идти к себе домой, в гости ходить было нежелательно. Дома читали молитвы – суры Ясин и Тебареке. Кто не успел на похороны, мог прийти на поминки. До 3-х дней семье умершего говорили «Эмир Алла башынъыз сагъ олсун», а им отвечали «Достлар сагъ олсун». После этого срока говорили «Аллах рахмет эйлесин».
Траур длился 40 дней. В это время родственникам умершего было запрещено веселиться и жениться
В Кикинеизе было 3 кладбища, одно из них располагалось возле мечети.
После смерти деда Рустема-агъа бабушка не ушла жить к детям в дом, а продолжила жить в доме мужа одна. Они прожили вместе 37 лет. После смерти в месте, где мыли покойника, 40 дней зажигали свечку. «Мен бабаны чырахны учурмам, сёндермем», – говорила бабушка своим детям.
На похороны в дом ходили и мужчины, и женщины. Но на кладбище провожать в последний путь шли только мужчины.
Каждую пятницу после захоронения близкие ходили и читали Ясин («анасы бабасы башы хатрына турып»). Делали поминки дома на 3-й, 7-й, 37-й и 40-й день. Считалось, что 52-й день – самый сложный период для покойника («мышцы отделялись от костей»), поэтому читали молитвы и в этот день.
Родители отдали сына Рустема бабушке. Бабушка научила его молитве на ночь («ятсы дувасы»):
«Яттым сагъыма, дёндюм солума,
Сыгъындым Аллагъыма,
Еди мелек шаат олсун,
Коксюмдеки диниме иманыма,
Яттым Аллагъым, хахарым иншалла, хахмазым
Сабахтан хахтым бисмилля».
* * *
Беседы с Рустемом Хаведжи состоялись в 2009 — 2010 гг. Полную запись можно послушать здесь:
Гирей Баиров
Источник (публикуется с сокращениями)