После выселения нашего народа из Крыма не все алуштинцы получили возможность вернуться в родной город. Часть алуштинцев осталась в местах ссылки, часть в период массового возвращения осталась жить в предгорных и степных районах Крыма, так как в конце 1980-х Алушта была закрыта для нашего народа – там не прописывали и не давали земельные участки. Все помнят, чем закончились события в Красном раю в 1992 г. – погромом участников пикета. Лишь часть алуштинцев смогла закрепиться в Алуште, когда, благодаря усилиям правительства Украины, построили 3-4 многоквартирных дома. А коренные алуштинцы очень хотели жить в Алуште.
Чтобы найти старожилов-алуштинцев, мне пришлось дать объявление в газете «Голос Крыма». Так я нашёл уроженку Алушты Фатму-апте Сеитаблаеву. Общение с ней длилось всего один час, но за это время мне удалось записать наиболее важные события из жизни этой женщины. Я обещал Фатме-апте приехать ещё раз, но больше встретиться так и не получилось.
Фатма Сеитаблаева (по мужу – Аметова) была из простой семьи, говорила на чистом алуштинском диалекте. Она родилась в 1932 г. (по паспорту – 1933 г.) в Алуште, на ул. Садовая, 26 (ныне улица Горького). Отца Фатмы-апте звали Эюп, он родился в 1906 г. в Алуште, мать – Эмине, родилась в 1910 г. также в Алуште. В семье Эюпа и Эмине было четверо детей.
Деда звали Сеитабла, бабушку – Гулизар (она была родом из деревни Буюк-Ламбат, но жила в Алуште). Со стороны матери у Фатмы-апте было 3 дяди (дайылар) – Ибраим, двойняшки Асан и Усеин Муратовы. Родственников по отцовской линии Фатма-апте знала плохо – родители отца рано умерли, а его самого воспитывала тётя (тизе).
Ближайшими соседями Фатмы-апте по улице были алуштинцы:
Абдиш Мустафа,
Катяр Гульсум, Катяр Асан,
Чёрман Сеитумер (Сетмер, по другим источникам Сеитмемет) – жил впереди их дома,
Бонкур.
До начала войны в 1941 г. Фатма начала ходить в национальную крымскотатарскую школу в Алуште.
Война. 1941-1944 г.
С началом войны всех мужчин призвали в Красную армию. Ушёл на фронт и отец Фатмы – Эюп, а также её дяди со стороны матери – Асан и Усеин, и один дядя со стороны отца Эмирали-эмдже Софу (он до войны работал в Алуште шеф-поваром в доме отдыха). Четверо детей остались вместе с матерью и бабушкой.
При отступлении из Алушты советские войска подожгли все амбары с зерном и другими продуктовыми запасами. Но сгорели лишь верхние слои пшеницы и в период оккупации из такой муки стали делать хлеб, который имел запах керосина.
Наконец, в Алушту пришли немцы. Они собрали людей и провели собрание. Первым делом расформировали колхозы, а землю стали раздавать бывшим владельцам. Сказали, что будут раздавать сады и виноградники.
Оставшихся в оккупации мужчин насильно записали в добровольцы, кто отказывался – били кнутом.
Для удобства управления фашисты назначили руководителей из местного населения. Так, Гжик Аппаз возглавил мусульманский комитет – он снова вышел на политическую арену после оккупации Крыма фашистами, а до этого был против большевиков ещё со времен гражданской войны 1917-1920 г. Гжик Аппаз жил в Алуште недалеко от церкви. Фурунджи Усеин тоже был членом мусульманского комитета Алушты. А Чёрман Сеитумер (Сетмер, по другим данным, его звали Сеитмемет) стал начальником полиции в Алуштинском регионе.
«Шестёрки фашистов» – так выразилась про них Фатма-апте.
С приходом «красных» все, кто работал на фашистов, пытались сбежать из Крыма. Они ушли при отступлении оккупантов из Крыма. Чёрман Сеитумер смог попасть в Турцию, а Гжик Аппаз – в Румынию. По одним данным, там его задержали органы румынской государственной безопасности Секуритате и передали советским властям. Племянник Гжик Аппаза жил в городе Костендже (Констанция) в Румынии.
В период оккупации Алушту бомбили с моря и с воздуха. Фатма-апте вспоминает, что ночью мать плотно закрывала окна одеялом – чтобы с улицы свет в комнате не был виден. Свет был ориентиром для советских самолётов. Как только слышали гул самолётов, дети тут же прятались под кровать, надеясь таким образом сохранить свои жизни от бомб.
Чтобы спастись от бомбёжек, алуштинцы ходили в квартал Поповка, где прятались у одного грека («данъгъалах») в подвале. Там во время бомбёжек старики всё время читали молитвы, а дети игрались и смеялись. Им говорили старики: «Какылдап кульменъиз, сесинъизни кесин!»
Один раз так бомбили, что у соседа Фатмы-апте по Алуште все стёкла в окне разбились («парланып кетти»).
Один раз в период оккупации произошёл такой случай. Ночью в дом семьи Фатмы-апте пришли 4 фашиста. Стали стучать по воротам, что-то говорят на немецком, а они не понимают. Мать Фатмы-апте очень испугалась («тап отю патлады»), разбудила всех детей и взяла к себе. Оказывается, голодные фашисты украли у кого-то корову («тувар») и им нужно было место и условия, чтобы зарезать бедное животное. Фашисты зарезали корову, погрузили тушу и уехали, оставив голову и копыта у них во дворе.
Особенно этим славились румыны. Пришли один раз к бабушке Фатмы-апте Гулизар и сказали, что ищут партизан. Как раз в это время бабушка варила блюдо баш-аях (отваренная голова и ножки). Так голодные румыны открыли казан и принялись «искать там партизан». Бабушка выругалась: «Ой бабанын агъызына. Партизан хазангъа сыгъарым?».
Потом румыны зашли в комнату («оджахлы эв») и приказали открыть сундук («сандых»). Посмотрели и закрыли. Но бабушка Гулизар была боевая («атик эди»). Она попросила дочку русской соседки написать на русском языке заявление в комендатуру. Потом пошла прямо в штаб фашистов и сообщила, что вытворяют румыны. Впоследствии этих румын наказали немцы.
Бабушка Гулизар умела гадать на кофейной гуще («фал бахай»). К ней со всей Алушты приходили пить кофе и смотреть фал.
В это время сыновья бабушки (Асан, Усеин – дяди Фатмы) и зять Эюп (отец Фатмы) служили в Красной армии. Один раз бабушка Гулизар выпила кофе, стала гадать, потом взяла и бросила кофейную чашечку на пол и разбила («фильджан урды хырды»).
– Зачем так сделала? – спросили у неё родные.
– Что-то с ними случилось! – ответила бабушка.
Это уже потом они узнали, что как раз в это время дядя Асан-дайы попал в плен. Когда пленных направляли в другое место, Асан спрыгнул с корабля, после чего присоединился к советским войскам.
Один дядя Фатмы – Ибраим-дайы – был инвалидом (перенёс операцию) и его не призвали в Красную армию. Он остался в Алуште. Во время оккупации пришла одна знакомая и говорит бабушке: «Гулизар, Ибраим не тюшюний я? Кимнин беклий, я? Доброволь язылмай?»
Потом дядю Ибраима отправили в деревню Буюк-Ламбат, там спрятали от призыва фашистов в добровольцы.
«Как дядя Ибраим может пойти записаться в добровольцы, если все братья воюют за красных?» – говорит Фатма-апте.
Маленькая Фатма, хоть и была ребенком, всегда слышала разговоры старших, когда собирались соседи и общались с бабушкой. Хоть это было и небезопасно, но бабушка Гулизар ходила в лес и носила партизанам махорку и соль под видом того, что идёт работать на виноградники или собирать сухие веточки на дрова («чакна»).
«Мен бир хучах чакна келип кетирийим» – говорила бабушка Гулизар.
Лес в Крыму был местом информационного обмена. С самолёта бросали листовки партизанам и населению. На одной листовке было написано: «Мы скоро вернёмся».
Семьи партизан фашисты жестоко наказывали. Однажды как раз бабушка вместе с матерью Фатмы – Эмине поливали огород возле арыка и увидели, как фашисты увозят семью Балдыр Ибраима. Бабушка сказала: «Кажется, сейчас их расстреляют».
Семья известного партизана алуштинца Аметова Ибраима (Балдыр Ибраима) жила в квартале Поповка. По словам Фатмы-апте, сообщили фашистам о семье партизана русские соседи («оны чахты хазах хоншулары»). Фашисты увели семью Балдыр Ибраима (жену и детей) в местность Тикташ, где сейчас военный санаторий в Алуште, и там расстреляли.
Ещё одним примером мужества борьбы алуштинцев с фашистами является поступок Сеитхалила Аппазова, который хотел взорвать кинотеатр в Алуште, заполненный фашистами.
В середине апреля 1944г. советские войска освободили Алушту. Семья Фатмы как раз пряталась в подвале в квартале Поповка. Увидели, что с местности Сыртын-хыры кричат и машут красными флагами: «Хайтып кельди агъалар, кадялар, бабалар, озюмизнин ветандашлар!». В семье Фатмы подумали: «Ну, теперь с фронта вернутся отец, дяди».
Фатма-апте вспоминает, что в этот день пришли к ним домой 3 голодных бородатых советских солдата и сказали: «Тётя, покормите нас, пожалуйста». Как раз у мамы Фатмы Эмине был суп из лапши и фасоли («лахшалы бахла»), она каждому налила по тарелке супа («бирер чанах шорба») и по бокалу молока («бирер бокал сют»). Они поели и ушли. Эмине стала плакать, говорит: «Отец, наверное, тоже так ходит и побирается» («бабанъ да тиленип юрейдир»).
Выселение. 18 мая 1944 г.
Ничего не предвещало новой беды. Фатма, её братишки и сестренки, мать и бабушка продолжали жить надеждой, что скоро закончится война и с фронта вернутся родные.
Ночью пришли военные – одна русская женщина и мужчина. Ударили в дверь и сказали: «Вас выселяют! Вам срок – 20 минут! Возьмите с собой 20 кг вещей!»
Эмине пошла будить своих детей. Пока одного будит, другой снова засыпает («бирмизин тургъузый, бириси ятый»). Маленькая Фатма встала и сразу пошла собирать свой школьный портфель…
Возле ворот уже ждут грузовые машины.
Эмине успела лишь одеть своих 4-х детей. «Даже ни одной подушки подстелить под голову не взяла», – вспоминает Фатма-апте.
Пришла бабушка Гулизар и спросила:
– Эмине, ты что-нибудь успела взять с собой?
– Ничего не взяла, детей собирала, – ответила Эмине.
Бабушка была боевая, взяла одного внука и пошла снова домой. Двери в доме уже были закрыты на ключ, она разбила окно своего дома, взяла 2 подушки, одеяло, простыню («шаршаф»), в печке («фурун») было 3 буханки хлеба (ранее пекли на неделю вперед), в мешок насыпала сухофрукты («алма хурусы, армут хурусы») и орехи («джевиз»), всё погрузила в машину.
Всех алуштинцев повезли на железнодорожную станцию в Симферополе и погрузили в вагоны. Каждый успел что-то взять, у кого медный сосуд для воды («гугум»), кто взял кувшин для омовения («хуман»), кто – корыто для стирки («сылапчи»).
В пути в товарном вагоне ехали 18-19 дней, за это время люди все овшивели («битледик»).
Алуштинцы, как и семья Фатмы, попали в Беговат, что в Ташкентской области, Уз ССР. Людей стали распределять в совхоз. Семья Фатмы попала в Дальверзин, во второй совхоз, первое отделение.
Поселили людей в длинной конюшне, а лошадей убрали в другое место. Каждому выделили по 4 метра в конюшне, каждый забил на своем участке кол («хазых»), загородил простынями. Потом людей стали расселять в дома местных узбеков.
Дети всё время хотели кушать, а есть было нечего. Вставали в 5 часов утра, ходили за колосками пшеницы («богъдай башы»), отделяли от них зёрна, зерна мололи («дёгердик») и превращали в крупу, отдельно собирали травы, кипятили, мешали с крупой и это содержимое пили. Фатма за 18 км ходила на мельницу, чтобы намолоть 5 кг муки. Паёк не давали.
«А сейчас рай («бу кунюмизге бинъ шукур»), – говорит Фатма-апте. – Что мы видели, пусть наши внуки не видят эти мучения».
Однажды заболел братик Сервер, у него начался понос, его положили в больницу. Мать Фатмы Эмине сделала лепёшки («хатлама»). Тесто замешали на свежей простокваше («тазе хатых маяладых»), Фатма пошла и отнесла хатлама братику в больницу. Как раз было 9 мая 1945 г – День Победы.
«Апа, радио айтты!» – поделился Сервер хорошей новостью с сестрой. Они уже год живут в местах ссылки, а окончание войны, может, смягчит все тяготы такой жизни, и теперь уж точно вернутся с фронта отец и дяди.
На следующий день Эмине приготовила кашу. Фатма уже собиралась вновь пойти в больницу, но пришла соседка и сообщила, что братик Сервер умер в больнице. Фатма пошла к матери на работу и сообщила страшную новость. Эмине взяла арбу в аренду, привезла умершего сына из больницы. У них было подозрение, что в больнице врачи неправильно лечили. Что там с ними делали в больнице – неизвестно. Ещё вчера братик Сервер разговаривал, а на следующий день соседка пришла и сообщила, что он умер. У Фатмы был ещё братик Энвер, он тоже умер в больнице.
Смерть внуков стала ударом для бабушки Гулизар, она причитала: «Балларым, балларым, балларым!» Бабушка потом тоже умерла, скорбя по умершим внукам («янып, куюп ольды да»).
«С окончанием войны, наконец, стали делать хлеб из хорошей пшеницы, а до этого хлеб невозможно было есть, – вспоминает Фатма-апте. – С фронта вернулся отец Эюп, дяди Асан-дайы и Усеин-дайы Муратовы. Только один дядя Эмирали-эмдже Софу не вернулся с фронта (он служил в Эстонии). И отец, и дяди умерли в Беговате, когда им было больше 80 лет».
В местах ссылки все жили в условиях спецкомендатуры, ходили отмечаться к коменданту на подпись. В 1954 г. Фатма вышла замуж в Беговат, но это было не так легко – для этого специально сделали вызов. Фатма в Беговате ещё 2-3 месяца ходила на подпись в комендатуру, потом в 1955 г. спецрежим отменили.
После возвращения в Крым из мест высылки, семья Фатмы смогла закрепиться в селе Долиновка Белогорского района. Она была в Алуште, ходила по узким улочкам со ступеньками, всё помнила, ничего не забыла, но много чего изменилось в Алуште за 50 лет, пока нас не было в Крыму.
Фатме-апте так и не удалось вернуться в родную Алушту, очень жаль…
Воспоминания Фатмы-апте об Алуште
В Алуште было несколько кварталов:
Ашары маале – нижний квартал,
Юхары маале – верхний квартал,
Сыртын хыры – квартал на склоне возвышенности, в северной части,
Квартал Поповка.
В Алуште до 1944 г. было несколько школ, в том числе национальная крымскотатарская. Будучи школьницей, Фатма ходила в национальную школу, проходила мимо верхней мечети.
В Алуште и сегодня сохранилась территория старого базара и церковь для славян («хазахларнын кильсеси»).
Через Алушту протекало 3 речки. Одна текла из села Корбекуль. На этой речке была водяная мельница, работал там мельник по фамилии Мирон. «Когда проходила через эту реку, тапочки упали и их унесло водой, – говорит Фатма апте. – Сейчас всё вспоминаю, как во сне («тюш киби»)». А ведь прошло более 70 лет…
Другая речка находилась в стороне, если идти к местности Тикташ. Фатма-апте помнит, как они босиком ходили через эту речку. В той стороне в черешневом саду работал сторожем («харавул») сосед Абдиш Мустафа. Они маленькими детьми туда ходили, он давал им по одной торбе черешни («кирез»).
По дороге в сторону квартала Поповка шла дорога в Корбекуль через мусульманское кладбище. В сторону моря, где сейчас троллейбусные кассы, тоже было мусульманское кладбище возле разрушенной нижней мечети («ашаа джами»).
Алуштинцы, которых вспомнила Фатма-апте
Будуров Асан – жил в первом отделении второго совхоза Дальверзин в Уз ССР,
Алим Бекиров, его братик Талят, сестренка Зекие – жили в Алуште, но они уроженцы села Темирчи,
Сеитхали-агъа,
В Алуште жили фамильные династии:
Такор,
Дадой – в Дерекое тоже есть такой род,
Соцкие.
Праздники
Во время оккупации на Хыдырлез-байрам алуштинцы ходили к святым местам («азизлер») в село Корбекуль. Фатма-апте вспоминает такой случай: «Завтра идём на Хыдырлез-байрам на азиз, а мне нечего надеть, нет платья («хафтан»). Бабушка Гулизар из сундука достала простыню, до утра сшили платье. Волосы заплели в 2 косички («эки сач ордер»). Посадили на повозку-линейку, так и поехали на праздник. Это сейчас внуки выбирают, это старое, купите другое, это прошлогоднее…»
По приезду к святым местам бабушка Гулизар читала молитвы, на голову завязывала платок («явлух байлярди тюз»), внукам делали сухое омовение, прикладывали руки к земле.
Все старожилы собирались, читали молитвы, потом звали детей, все говорили «Аминь», поднимали руки к лицу. Дети в то время впервые видели такие общественные молебны после десятилетий жизни в условиях атеизма.
В этот день в больших казанах (вместо слова «казан», Фатма-апте использовало слово «сылапчи») готовили для всех кашу из пшена («дюгюден паста пиширир эдилер»). Я специально спросил у Фатмы-апте, добавляли ли изюм в эту кашу, она сказала, что нет. С изюмом дома делали другую кашу из риса («измирли пирнич кашасы»).
Для 6-7-летних детей чуть ниже азиза делали качели («салынджах»).
Зимой в Алуште снег редко выпадал. Если и бывал, то 1-2 раза за сезон. Если выпадал снег, дети спешили кататься на санках с местности Тикташ. Да и то, 1-2 раза спустишься с горки, и уже была заметна земля («бир-эки тайсан, топрах чыхарди»).
В Алуште на Йылбаш-байрам дети собирались и ходили колядовать:
«Джамал, джамал джалпах,
Башна кийис халпах,
Эзанарын юзю мубарек,
Ай ингечик, ингечик,
Сандычыгъын хахчи,
Бир капичик тапсан,
Ону да мана версен».
И сейчас Фатма-апте учит своих внуков алуштинским колядкам, это забытые наши традиции. Об этой утерянной традиции мало кто знает, особенно среди нашего поколения.
Сельское хозяйство
Фатма-апте вспоминает, что бабушка Гулизар сначала сажала семена сладкого лука («татлы согъан») в парнике, потом рассаду собирала в корзину зембиль (плетёная корзинка), шли вместе в село Буюк-Ламбат пешком по берегу моря коротким путём («юруп денъизин кенарында, кестирме ёл»). Там жили родственники. Бабушка давала рассаду родственникам и сама сажала в каменистой почве. Маленькая Фатма удивлялась – как в этой почве может расти лук?
Потом, когда нужно было собирать урожай лука, бабушка с вечера говорила Фатме, что завтра пойдём в Буюк-Ламбат собирать лук. Плоские луковицы были с размером в блюдце («тепси киби согъанлар»). Из собранных луковиц лука плели косы («оруп оруп хояр эдилер»).
В Алуштинском регионе традиционно было развито животноводство, были большие стада овец. Чабаны доили овец, в больших казанах кипятили молоко, молоко пенилось («кёбюре»), на поверхности образовывался жирный слой сливок. Палочкой аккуратно доставали сливки, складывали в слои. Из молока делали сливки («хаймах»), простоквашу («хой хатых»), брынзу («пенир»), потом выдавали каждому, в зависимости, у кого сколько было овец.
На базаре в Алуште всегда можно было купить мясо, отдельно продавали головы и ноги овец, вяленое мясо хахач («эт хурутурдер, туз сепердер»),
Блюда, которые готовили в Алуште
Фатма-апте помнит, как бабушка нарезала всевозможную домашнюю лапшу («лахша кесерди»), салма, делали алюшке (галушки). Причём было 2 вида алюшке, кусочки теста отрывали ложкой («хашыхнен») либо нарезали кубиками. Такую лапшу чаще всего готовили с фасолью.
Тыква была особо любима в Алуште, её добавляли в различные блюда: Мусаха, Байылдых (имам байылдыгъы), Фулту (рулет из тыквы с орехами), Отуртма. Рецептом последнего блюда Фатма-апте поделилась: «Хамурын басайсын, яйымны ачайсын, яйымны ягълайсын, хабах ве джевиз тёкейсин, хаталахлайсын, хояйсын тавагъа, парча – парча кесип ашайсын, бу татлы аш сайыла».
Бабушка Гулизар всегда делала блюдо Ашыр аш, потом раздавала знакомым алуштинцам. В Алуште всегда заботились об одиноких старцах, относили чебуреки в посуде сагъан.
Фатма-апте – мастер по изготовлению печенья хурабье, готовила на свадьбы целыми подносами. Она училась делать хурабье у своей бабушки. На самом деле хурабье раньше делали из овечьего жира («хой ягъы») или на топлёном масле, руками хорошо мешали, чтобы жир пенился («кёбюрурди»), потом насыпали муку, мешали тесто, делали формы печенья и пекли. Вот это было настоящее хурабье. Сейчас делают на маргарине, долго рубят топором.
Делали также Шекер-хыйых – сахарный хворост в виде треугольника. Пахлаву алуштинцы не делали.
Склоны возвышенностей вокруг Алушты были жёлтыми от крокусов («хырлар сап сары олурди»). Дети ходили и собирали их, делали из них букеты («топ япа эдилер»), а корешки были съедобными («тюбюне фындых олурди»).
В Алуште, как и во всей южнобережной и горной части Крыма, крокус – символ пробуждения природы, начала весны. Говорили: «Чичене кельди яз кельди, Эзанары юзю мубарек».
В этот день дети ходили к соседям, им давали сухофрукты («алма хурусы»), орехи («джевиз»).
Баздя («ат хулах») – тип щавеля. Бабушка Гулизар собирала это растение, мыла листья, потом обдавала кипятком («тикаран пишкилерди»), резала щавель ножом, отдельно варила рис, всё мешала.
Это было такое весеннее блюдо («тазелик»).
Одежда
Фатма-апте помнит, что бабушка Гулизар носила штаны («балахлы штан»). С одной стороны они были красные, так как красной материи было мало тогда. На ногах носили вязаные чулки – кальчин. Мужчины могли надевать в качестве обуви лапти – чарух. Женщины носили на ногах хатыр (грубый башмак без задника на деревянной подошве).
В общем на обувь говорили – аяхап.
Зимой надевали шубы – тон.
Головы девушки покрывали фырланта – легким головным платком из кисеи для девушек и невест.
Женщины пожилого возраста, когда шли на поминки («дува») и читали молитвы, покрывали головы марама – лёгкой женской головной накидкой, украшенной по краям вышивкой.
***
Перед прощанием Фатма-апте сказала мне: «Алла ишине он кетирсин, узун омюрин олсун, сагъ ол, кадям, Алла разы олсун!»
Я сказал, что ещё приеду. «Половину рассказала, половина осталась, приезжай ещё», – сказала Фатма-апте.
К сожалению, мы так и не встретились…
***
Беседа состоялась 08.01.2011 г. Её запись можно послушать здесь:
Гирей Баиров
Источник (публикуется с сокращениями)